– Уроды они, так сказать, – заключила правая голова. – Такие же, как чудо-юдо, только страшные.
– Так чего надо? – спросила средняя.
– Василису отдай, – попросил я.
Правая и левая головы заржали и начали за спиной… затылком средней заплетаться в морские узлы. Средняя почесала макушку кончиком хвоста и прищурилась.
– Так вот оно что, – молвила она. – А я-то думаю, за что такая честь. За Ваську-то они могли, конечно, втроем прийти.
– Так отдашь?
– Не могу, – сказала средняя голова. – Я бы и тем троим так ответила, только они не спрашивали. Бесполезно все это. Не могу.
– Слушай. Ты хоть понимаешь, какая политическая подоплека у всего этого дела?
– Понимаю, – горестно вздохнула средняя.
– Ты хоть понимаешь, что без войска Василисиного отца Тридесятому царству супротив хазар не выстоять?
– Понимаю.
– И что уже через неделю хазары в здешних землях хозяйничать будут?
– И это понимаю.
– Так какого ж лешего ты Василису не отдаешь? Ты ж русский Змей, между прочим, Горыныч, а не Тугарин какой-нибудь хазарский. Так что ж ты против собственного народа-то попер?
– В гробу он меня видал, – сказала средняя голова. – Народ этот. В белых тапочках. И я его там же. Мне что русские богатыри, что хазарские батыры – все едино. Одна головная боль. И нечего мне тут политику партии объяснять, понял? Не могу я Василису обратно отдать.
– Почему?
– Потому что у меня ее нету.
– Здрасте приехали, – сказал я. – Ты ж ее украл? Или это тебя враги оклеветали?
– Я.
– А куда ж ты ее дел, Удав Горыныч? Неужто слопал?
– Ты и впрямь дурак, – ругнулась средняя. – Кто ж будет наследницу престола лопать? Что она, корова, что ли?
– А ты, я вижу, Питон Горыныч, стратегически мыслишь.
– А без этого в нашем деле вообще никуда. Проткнут копьем за наследницу, башки поотрубают и на колья насадят. А это дело неприятное. За наследницу можно выкуп хороший взять или там условия какие политические выторговать.
– И где Василиса?
– Отдал я ее. Пойми ты меня правильно, богатырь, не обессудь. Приходят ко мне хазары, как положено приходят, с дарами. Стадо баранов пригнали, между прочим, только за то, что я выслушать их согласился. Так и так, говорят, Автоген-бей, есть заказ конкретный. Надо из столицы Василису выкрасть и Ивану-царевичу ее месяц как минимум не отдавать. А за это мы тебе десять тысяч голов скота пригоним и тонну золота дадим. Я и согласился, работенка-то непыльная, а платят хорошо. Хазары, кстати, молодцы ребята, не обманули: и золото, и скот пригнали, все как положено. Скот этот в холмах пасется, подальше отсюда. Я проголодаюсь, так лететь недалеко, а возле пещеры эту живность держать неохота. И галдят они немерено, и воняют паскудно.
– Ближе к Васе.
– А я про Василису и говорю. Украсть-то я ее украл, а что дальше с ней делать, не знаю. Хазары на этот счет ничего не говорили, понимаешь? Царевичу, сказали, не отдавать, так я и не отдал. А держать ее на руках – дело накладное, наследницы престола – товар паленый, хлопотный. Вот и отдал я ее.
– Кому?
– Брату. Брат, как про это дело прослышал, сразу ко мне. Слышь, говорит, а отдай мне Василису. Я и отдал. Как я могу родственнику отказать?
– И кто ж у тебя брат? – спросил я.
Про семейные связи Горыныча русский эпос вроде бы умалчивал.
– Кащей.
– Стоп, – сказал я. – Кащей, если мне память не изменяет, это такой субъект, который очень худой и немного бессмертный?
– Он и есть. Брат мой.
– Интересно было бы на вашу маму посмотреть.
– Маму не трожь, – предупредила правая голова. – Святая женщина.
– Да, – согласилась левая. – Не трогай маму своими грязными лапами, богатырь. А то башку оторву.
– И где же этот ваш братан обитает?
– Я родственников не закладываю, – заявила средняя. – Я тебе про него всю правду рассказал, чтоб ты с Василисой от меня отвязался, а больше помощи от меня не жди. Понял?
– Не понял, – сказал я. – Ты эту кашу заварил – тебе и расхлебывать, Аспид Горыныч.
– Драться хочешь? – с тоской спросила правая голова. – С ископаемым реликтом драться? Меня, живую легенду, на честный бой вызываешь?
– Не, – отступил я. – Честного боя у нас не получится. Вас трое, а я один. Поэтому бой будет нечестный и короткий. И для тебя, Уж Горыныч, последний.
Периферийные головы опять заржали, а средняя задумалась.
– А сдается мне, – сказала она, – мил человек, что ты блефуешь. На понт берешь, начальник.
– Как хочешь, так и думай, – пожал я плечами.
– А чем же ты меня сразить-то собираешься? Меча-кладенца я на тебе что-то не вижу, да и доспех у тебя какой-то кожаный, супротив моего огня несерьезный.
– А вот этим и сражу, – сказал я, поглаживая рукой лежащее на капоте вооружение.
– А это что за фигня заморская?
– Насчет заморской это ты верно подметил, – продолжил я, – а вот насчет фигни… Это, мил крокодил зеленый, оружие такое специальное, в далеких странах придуманное, чтобы нечисть всякую, прости за выражение, с неба сбивать. Стингер называется.
Стингер тоже в той пресловутой сумке оказался. Борис, похоже, был параноиком и фанатом любого вида оружия, особенно того, что при использовании делает громкий «бум».
– И останутся от тебя, Ящер Горыныч, рожки да ножки. Пардон, рожек у тебя нету. Тогда вообще мало что останется.
– А чем докажешь, что эта штука такая смертоносная? – спросила средняя голова. – Что даже пострашнее меча-кладенца будет?
– У нас пацан пацану на слово верит.
– Хорошая у вас жизнь, должно быть, – заметила средняя голова. – Легкая и спокойная.